26
января 1943 года в саратовской тюрьме, в камере смертников, от упадка сердечной
деятельности умер заключенный 56-ти лет. Ничего удивительного в диагнозе нет -
камера находилась под землей, не имела окон, прогулки смертникам были
запрещены, а возраст у заключенного был все же не юношеский. Казалось бы -
ничего особенного. Идет война, умирают не то, что тысячами, миллионами. Что же
особенного в этой смерти в саратовской тюрьме? Только одно - кто именно умер,
кто был тем заключенным, скончавшимся от упадка сердечной деятельности: Николай
Иванович Вавилов.
Человек, который был основателем российской школы растениеводов-генетиков, вывел Закон гомологических рядов (позволяет на основании знания общих закономерностей изменчивости предсказать существование в природе не открытых ранее форм с ценными для селекции признаками), создатель учения о мировых центрах происхождения культурных растений, географ и путешественник, собравший уникальную коллекцию семян, академик АН СССР, АН УССР и ВАСХНИЛ (Всесоюзная Академия сельскохозяйственных наук им. Ленина), почетный академик Лондонского Королевского общества - умер от цинги и дистрофии в ожидании то ли расстрела, то ли 20-ти лет лагерей.
Смерть Николая Ивановича Вавилова - дикая гримаса судьбы.
Ведь арестован он был по обвинению в измене родине, шпионаже,
контрреволюционная деятельность, а также вредительство в системе ВАСХНИЛ. За
это его арестовали, судили и приговорили к смертной казни - расстрелу 9 июля
1941 года (как и ряд других ученых-генетиков). Единственное, что спасло
Вавилова от расстрела - его избрание почетным академиком Лондонского
Королевского общества (беспрецедентный случай, когда «изменник родине»,
смертник был избран академиком). По ходатайству Берия академик получил 20 лет
лагерей.
Инициатором ареста фактически явился другой академик - печально известный Трофим Денисович Лысенко. На совести этого «ученого» - разгром советской генетики, огромный откат назад отечественной науки, существенное отставание от других стран в таких областях, как растениеводство и животноводство.
Лысенко был сельским агрономом, который даже не получил среднее образование - в те времена считалось вполне достаточным, если «специалист» учился на рабфаке. Лысенко всю жизнь гордился тем, что не получил никакого образования, более того, о нем писали в восхищении: «университетов не проходил, мохнатых ножек у мушек не отрывал, а смотрел в корень». Ну как тут не вспомнить Булгакова: «вы в присутствии двух людей с университетским образованием позволяете себе с развязностью совершенно невыносимой подавать советы космического масштаба и космической же глупости». Лысенко пошел куда дальше Полиграфа Полиграфовича Шарикова. Он давал советы не просто профессорам или выпускникам университетов, он давал советы всей стране, стал законодателем науки. Весь ужас заключался в том, что его - слушали.
А ведь Лысенко был всего лишь банальным карьеристом. «Уникальные и новаторские» методики, которые он предлагал сельскому хозяйству, были либо неработоспособны в принципе, либо устарели задолго до того, как выдвигались Лысенко в качестве панацеи от всех сельскохозяйственных бед. «Открытия», которые он делал, и о которых кричали газеты, являлись лишь неподтвержденными результатами разовых экспериментов (так и не подтвердившихся впоследствии). Когда Лысенко предложил для повышения урожайности и улучшения сортов зерновых производить их «кастрацию», и попытка внедрения этой методики не дала никаких результатов, «академик» сослался на то, что в стране не хватает пинцетов, ножниц и грамотных специалистов. Он затребовал 800 тыс. пинцетов и столько же подготовленных колхозников и гарантировал, что как только получит требуемое - результат воспоследует немедленно. Результат воспоследовал - были перепорчены основные сорта зерновых культур, и это притом, что в стране после потрясений революции, гражданской войны и раскулачивания практически не осталось сортового зерна.
Казалось бы, подобного демагога должны были разоблачить практически сразу. Однако, страна остро нуждалась в чуде - голод лишь немного отступил, но все еще был на пороге, сельское хозяйство было разорено, весь деревенский уклад разрушен. Лысенко предлагал чудо, и ему верили - как верят в чудеса безнадежно больные.
Генетики во главе с Вавиловым чудес не предлагали. Они твердо стояли на земле, проводили эксперименты и были очень осторожны в выводах. Их работа тянулась годы, и немедленный результат отнюдь не гарантировала.
Но эти «медленные ученые» стояли на дороге у Лысенко. Если журналисты могли искренне заблуждаться, описывая достижения новоявленного академика, если нарком сельского хозяйства отнюдь не являлся специалистом в той области, которую курировал, и так же, как самый неграмотный крестьянин, мечтал о сельскохозяйственном чуде, то Лысенко твердо знал, чего он хочет. А хотел он столкнуть Вавилова, ведь пока Вавилов был директором Института генетики, всегда оставалась опасность разоблачения аферистичных «открытий» Лысенко. Недаром Трофим Денисович открыто заявлял: «Или я - или Вавилов… Пусть я ошибаюсь, но одного из нас не должно быть».
Лысенко обвинил генетиков в том, что они целенаправленно задерживают развитие сельского хозяйства, генетика была названа лженаукой, служанкой ведомства Геббельса, продажной девкой империализма. Естественными после такой пропаганды стали аресты и расстрелы генетиков - ведь они в самом деле представлялись вредителями!
Вот в этом-то и есть ужас гримасы судьбы: подлинным вредителем, в полном соответствии с терминами 1937 года, был сам Трофим Денисович Лысенко, ухитрившийся разгромить вдребезги целое научное направление. Человек, благодаря которому Вавилов умер в камере смертников от упадка сердечной деятельности, читая перед смертью заключенным лекции по генетике. Человек, который занял должность Вавилова, стал директором Института генетики - и оставался на этой должности вплоть до конца 1964 года! Человек, отшвырнувший сельское хозяйство и науку страны на десятилетия назад.
Естественно, Николай Иванович Вавилов, который был человеком
жизнерадостным, великодушным и обаятельным, не имел никаких шансов против
такого афериста и мошенника, как Лысенко. Вавилов, сам трудоголик, был искренне
уверен, что другим труд также доставляет радость. Будучи сам очень
ответственным человеком и трепетно относящимся к науке, требовательным к
точности научных 
данных, он считал, что и другие подходят к этому вопросу так
же. Именно поэтому Вавилов на первых порах поддерживал Лысенко: он попросту был
убежден, что раз «босоногий агроном» утверждает, что его слова имеют
экспериментальное подтверждение, значит, так оно и есть. То, что столь
глобальные проекты могут строиться лишь на желании сделать карьеру, Вавилову и
в голову не приходило.
Основная причина, по которой Вавилову так улыбнулись некоторые идеи Лысенко (в частности яровизация), заключалась в коллекции семян, которая была собрана в 110 экспедициях по всему миру самим Вавиловым. На основании этой коллекции можно создавать новые сорта растений. Считается, что и сейчас коллекция семян Вавилова способна обеспечить выживание всему миру. На сегодня четверть из растений, чьи семена представлены в коллекции, считаются вымершими - но потенциально они живы, пока цело собрание Вавилова. Вот для этой-то бесценной коллекции и искал Вавилов новые методики работы. Он даже был готов предоставить семена для экспериментов Лысенко. Но выяснилось, что все лысенковские обещания - лишь мыльный пузырь.
В конце концов, дело дошло до открытого конфликта: наука против мракобесия, честность и альтруизм против карьеризма, Вавилов против Лысенко. Лысенко заявил Вавилову: «Вам это плохо кончится!» - и вскоре Вавилов был арестован.
Поразительно, но даже в издании «Жизнь замечательных людей. Николай Вавилов» (1968 г.) ни слова не сказано о том, как умер ученый: «Это была последняя поездка академика Н.И.Вавилова. Через два с половиной года его не стало…». Создается впечатление, что Вавилов мирно скончался в своей постели от какого-то заболевания, подхваченного то ли в последней поездке, то ли уже в военное время. Ни слова о цинге, о дистрофии, о крупозном воспалении легких и упадке сердечной деятельности - все это отражено лишь в акте от смерти заключенного Н.И. Вавилова, а вовсе не в биографии академика Н.И.Вавилова. Жестокая гримаса судьбы…
Но после Вавилова остались его труды, осталась уникальная коллекция семян (хранится в Санкт-Петербурге, и ее не съели даже в блокаду!), которая оценивается в настоящее время в $8 трлн. (именно так, это не опечатка, коллекция и в самом деле бесценна).
А что осталось после академика Лысенко? Лишь недобрая память…
София ВАРГАН
